Так попросишь не сниться - а выйдет: "Не умирай"... (с) Диана Коденко
Не хочу (сейчас, по крайней мере) никаких предысторий; а написать — нужно.
То, что, как я думала, давно закончилось, неожиданно продолжается, с каждым днём запутывая меня всё больше. А ведь надеялась: больше не придётся об этом думать, мучительно выкапывая воспоминания и пытаясь определить — было? не было? Он действительно вот так смеялся, запрокидывая голову назад, что вот хоть умри от счастья, глядя? Действительно — всегда, неизменно, называл меня по имени, смотрел внимательно, снился раз в месяц, как по расписанию? А вот этот, непорядочный и недобрый, тоже он?
И как сложно. И как страшно, что не могу бояться, а надо бы.
"Бывшие наши", как же... — мятые рубашки, жесты намеренно неточные, а шутки еще злее, еще небрежней; господи, такие взрослые стали, а я до сих пор помню: один был командиром класса, другой плакал на рисовании, третий... и так до бесконечности. Не подойти, не подступиться, и лучше бы вообще не замечали, проходили бы мимо, не здороваясь.
Мария Михайловна твердит "не умеют любить" — и правда, не умеют; зато играют постоянно, во что угодно, как в начальной школе, так что быть наблюдателем — уже огромная удача. Напевают что-то себе под нос; "теорема Ферма" — бросают в разговоре и сами собой любуются, а получается, как ни парадоксально, действительно здорово. И как тут не согласиться на что-нибудь непомерно дурацкое, лишь бы с ними?
Вообще-то о таких мальчиках хорошо пишет только Вера Полозкова, а мне не хватает таланта, да и уверенности, что что-то подобное писать стоит.
То, что, как я думала, давно закончилось, неожиданно продолжается, с каждым днём запутывая меня всё больше. А ведь надеялась: больше не придётся об этом думать, мучительно выкапывая воспоминания и пытаясь определить — было? не было? Он действительно вот так смеялся, запрокидывая голову назад, что вот хоть умри от счастья, глядя? Действительно — всегда, неизменно, называл меня по имени, смотрел внимательно, снился раз в месяц, как по расписанию? А вот этот, непорядочный и недобрый, тоже он?
И как сложно. И как страшно, что не могу бояться, а надо бы.
"Бывшие наши", как же... — мятые рубашки, жесты намеренно неточные, а шутки еще злее, еще небрежней; господи, такие взрослые стали, а я до сих пор помню: один был командиром класса, другой плакал на рисовании, третий... и так до бесконечности. Не подойти, не подступиться, и лучше бы вообще не замечали, проходили бы мимо, не здороваясь.
Мария Михайловна твердит "не умеют любить" — и правда, не умеют; зато играют постоянно, во что угодно, как в начальной школе, так что быть наблюдателем — уже огромная удача. Напевают что-то себе под нос; "теорема Ферма" — бросают в разговоре и сами собой любуются, а получается, как ни парадоксально, действительно здорово. И как тут не согласиться на что-нибудь непомерно дурацкое, лишь бы с ними?
Вообще-то о таких мальчиках хорошо пишет только Вера Полозкова, а мне не хватает таланта, да и уверенности, что что-то подобное писать стоит.