Так попросишь не сниться - а выйдет: "Не умирай"... (с) Диана Коденко
Название: Уроборос
Автор: lettered
Фандом: Гарри Поттер
Персонажи: Гарри Поттер, Драко Малфой
Рейтинг: G
Саммари: История повторяется. Время движется по кругу.
Ссылка на оригинал: lettered.livejournal.com/70244.html
Ты идёшь по Кингс-Кроссу; сегодня ты провожаешь Альбуса в Хогвартс в первый раз и полон смутного чувства отцовской утраты. Странно осознавать, что вот ты и опять здесь, что столько времени успело пролететь. Силуэт сына нечеток из-за паровозного дыма: он мог бы быть тобой.
Ты гадаешь, сколько лет мальчики — со всё теми же непокорными темными волосами, одинаково бледные, в тех же очках и с теми же улыбками, — всё точь-в-точь, — садились на этот поезд. Может, твой отец был копией своего, а тот походил на собственного отца как две капли воды, и так далее, далее, далее. Есть что-то успокаивающее в повторении, что-то правильное.
История повторяется. Время движется по кругу. Всё хорошо.
читать дальше
В свое время ты, отосланный прочь Верноном и не успевший еще встретить друзей, добирался до Кингс-Кросса в одиночку. Твой сын не будет один. Рыжеволосая мать и отец в очках станут махать ему в окно, как махали бы твои родители, если бы только могли.
Это тоже кажется правильным. История повторяется, но чуть по-иному на каждом витке. Ты — не твой отец, а Альбус — не ты (по крайней мере, так ты считаешь). Между вами есть сходство, и всё же вы — не одно и то же. Вы оба способны изменить будущее; выбор за вами.
Ты идёшь вперед. Мир вращается. Всё хорошо.
Всё так, как и положено. Сияющий Хогвартс-экспресс протянулся перед тобой; он отправится в будущее, отправится в неизвестность. И в свой час он вернется, как возвращается всегда. Воспоминание об ином Кингс-Кроссе встает перед глазами. Тот вокзал был чистым и светлым от белого дыма: уверенность и сомнение, бесконечный цикл отправлений и прибытий. У тебя голове, но в то же время по-настоящему, — так сказал Дамблдор. В этом есть смысл. Всё так, как и положено.
Но вот Драко Малфой склоняет голову в приветственном кивке — и всё меняется.
Когда-то он приветствовал тебя жестом куда более широким и значившим гораздо больше. Тогда, в поезде, он протянул тебе руку: прямой угол, ровная линия, соединяющая вас, как равных. Вот только ты знал, знал уже тогда, что это за человек: избалованный, высокомерный, недобрый. Ты уже всё решил. Тебе рассказали, откуда берутся дурные люди.
(“Не буду! Не буду я в Слизерине!”)
История повторяется. Время движется по кругу.
На платформе спорят сестры. У одной из них рыжие волосы, у другой — светлые. Светловолосая втайне мечтает быть особенной, не такой, как все остальные. Этой мечте не сбыться. А вот её сестра и вправду особенная — уродка.
Вот и еще одна ссора — это спорят два брата, темноволосый и рыжий, — и здесь, разумеется, всё иначе. Тот, что с тёмными волосами, втайне хотел бы быть таким же, как остальные, — тем самым мальчиком с теми же непокорными темными прядями, в таких же очках и с той же улыбкой, что испокон веков садится на этот поезд. А твой старший сын, понятное дело, всего лишь разыгрывает брата, убеждая, что тот будет другим; это только шутка.
(“Да я только сказал, что такое может случиться. Что тут такого? Он правда может попасть в Слизе—”)
Рыжеволосая девушка, та, которую назвали уродкой, заходит в вагон, как делали многие, многие до нее. Рядом с ней стоит мальчик, что предложит ей в этом поезде сердце, — совсем как другой, протянувший когда-то руку. Он держит сердце под верным углом, так, что если она решит принять дар, струны их душ соприкоснутся, делая их двоих единым целым.
И, гляди же, всё так, как и положено: рядом с ними стоит мальчик с теми самыми непокорными тёмными прядями, с тем же бледным лицом, с такой же улыбкой и в таких же очках. Этот мальчик ничем не будет отличаться ото всех тех темноволосых и бледнолицых, что приходили сюда до него. Если бы что-то пошло по-другому, говорит он, он бы сразу из школы ушёл — а ты разве нет? Этот мальчик тоже успел решить. Ему рассказали, откуда берутся все плохие.
(“А это, стало быть, маленький Скорпиус. Ты должна одерживать над ним верх на каждом экзамене, Рози”.)
История повторяется. Время движется по кругу.
Вот еще один мальчик, но этот никому и ничего не предлагает. Он предпочитает брать. И об этом узнали, это увидели, обнаружили. Профессор заглянул в коробку с краденым и увидел всё, всё, кроме только сердца, спрятанного на самом дне, так, чтобы его нельзя было протянуть кому-то, как делают другие. И поэтому профессор начал с угрозы вместо приветствия. Поэтому мальчик так и не понял, что для того, чтобы взять чью-то руку, не обязательно опускать свою. Так никогда и не подумал, что кто-нибудь может оказаться равным ему, может стать с ним единым целым. Он успел решить, откуда берутся все плохие: грязнокровки и дрянь.
(“Ты не слишком-то дружи с ним, Рози. Дедушка Уизли не простит тебе, если ты выйдешь за чистокровку!”)
История повторяется. Время . . .
А вот другой мальчик, и другой блондин рядом с ним. На этот раз место действия — не вокзал; это день в начале лета, что наступает из года в год с той же неизменностью, с какой возвращается на платформу Хогвартс-экспресс. Блондин счастлив, он смеется, он полон сил и умен, — и на этот раз мальчик принимает протянутую руку. Дружба ударяет между ними, как разряд молнии.
Пять лет спустя этот мальчик возьмет палочку, теперь по праву принадлежащую ему, из той самой руки того самого блондина. А еще пятьюдесятью годами позже ту же палочку — уже из его собственных рук — выбьет другой светловолосый мальчик.
Следующим хозяином волшебной палочки станешь ты.
. . . движется по кругу.
Ты мог бы стать им, не правда ли, — тем волшебником, что владел палочкой пятьдесят долгих лет. Может повторить его путь и твой сын; он даже носит то же имя. У твоего сына ведь также есть брат и младшая сестра, что пока слишком мала для Хогвартса. И, мгновенно поняв это, ты задаешься вопросом, как поступил бы, напади трое магглов на твою дочь, сотвори они с ней то, что случилось с другой девочкой когда-то давно. Ты не знаешь ни того, попал ли бы ты в Азкабан, ни того, что, случись такое, сделала бы дочь. Утратила ли бы она контроль, убила бы твою жену, убил бы её саму кто-то из братьев, или это сделал бы —
— что ж, это вполне мог бы сделать и тот светловолосый мальчик, что стоит неподалеку: в разгаре спора с твоими сыновьями, все трое — разъяренно выкрикивают заклятия, швыряют ими друг в друга, пока сестра не попадет каким-то образом между двух огней. Это мог бы быть тот мальчик, блондин, копия своего отца.
История . . .
Вы движетесь в противоположных направлениях, но всегда в конце концов оказываетесь здесь, на вокзале, в этом бесконечном круге расставаний и возвращений. Только там, где пересекаются пути и сплетаются линии, где завязываются узлы, — только там вы существуете друг для друга. Здесь, в эти несколько разделенных секунд, вы становитесь собой; делаете друг друга настоящими.
Драко Малфой существует для тебя только на платформе, от осени до осени, от Рождества до следующего Рождества. Возвышение Гриндевальда оказывается возможным лишь потому, что Дамблдор пожимает его руку; Том Реддл добивается своего именно оттого, что его некому встретить на вокзале; Северус Снейп всю жизнь помнит глаза Лили Поттер, и Рози с легкостью затмит Скорпиуса, ведь так сказал ей отец.
Какую-то секунду ты видишь будущее, разворачивающееся перед глазами, как только что разворачивалось прошлое, и понимаешь, что они отражают друг друга. Они одинаковы. И, хотя шрам не болит вот уже девятнадцать лет, ужас, очевидный и внезапный, охватывает тебя, заставляя опуститься на корточки, — так, чтобы лицо сына оказалось чуть выше твоей головы, так, чтобы ты смог шепотом выговорить свои страхи, поделиться ими, будто грязным секретом.
История повторяется, но чуть по-иному на каждом витке. На этот раз всё может быть по-другому. На ошибках можно учиться: нет какого-то одного места, откуда брались бы все плохие.
(“Альбус Северус, тебя назвали в честь двух директоров Хогвартса. Один из них был выпускником Слизерина, и он был, пожалуй, самым храбрым человеком, которого я знал”.)
Ты идешь вперед. Мир продолжает вращаться.
Всё так, как и положено, всё становится на свои места, и Драко Малфой исчезает в клубах дыма. Ты приезжал на Кингс-Кросс в одиночку, но сейчас всё иначе. Твоего сына провожают родители. Воспоминание об ином Кингс-Кроссе встает перед глазами. Тогда вокзал был пуст: ни поездов, ни отправлений, ни прибытий. Там, очищенный от всего, ты узнал, что был любовью, был жизнью. Это было по-настоящему, хоть и у тебя голове. Ты, конечно же, прав. Всё так, как и положено.
Скажи своему сыну: он может изменить будущее. Скажи ему: выбор за ним.
(“Распределительная Шляпа учтёт твое желание. Моё она учла.”)
Ты — не твой отец; а Альбус — не ты.
Ну же, скажи ему: этот выбор — стать тобой — за ним.
Кто выбрал бы другое? И почему этот выбор — верный? Твои слова — не более, чем шепот, твое имя — лишь одно из имен.
Твой сын, со всё теми же непокорными темными прядями, просто хочет быть таким же — таким же, как все эти мальчики с бледными лицами, улыбками, очками. Он уже решил. Если Северус был таким храбрым — может, распределение проводится слишком рано? Он, должно быть, попал не туда, ведь твой сын точно знает, откуда берутся все плохие.
Он переводит взгляд на Малфоев, что стоят в клубах дыма в нескольких ярдах от него.
Но ты смотришь вперед; ты уже успел забыть ужас, охвативший тебя на мгновение. Твой шрам не болел девятнадцать лет, и пора идти. Альбус и его брат садятся на поезд. Пару минут спустя звучит свисток, и экспресс трогается с места. Еще пара минут — и всё кончается; поезд набирает скорость и летит стрелой, пущенной прямо в будущее, в неизвестность.
Ты смотришь вперед.
Мир продолжает вращаться.
Всё хорошо.
@темы: fandom: Harry Potter, перевод, character: Draco Malfoy, character: Harry Potter